Наше дерево

На Главной улице Херсонеса, с левой стороны, если смотреть от Владимирского собора к оконечности мыса, посреди низких остатков древних стен, росло дерево - фисташка. Фисташки растут очень медленно. Утверждается, что некоторым из фисташек, растущих на территории Херсонеса, больше тысячи лет. Эта не могла быть такой старой - она явно проросла посреди развалин тогда, когда город был уже заброшен. Тем не менее, лет 500 ей вполне могло быть: для фисташки она было очень крупным деревом.

Мы с моей девушкой, Лейлей, любили сидеть под этой фисташкой после вечернего купания в теплое время года или после прогулки по Херсонесу в холодный сезон. Сидели, болтали, обнимались-целовались. Не то чтобы это случалось очень-очень много раз: в Севастополе вместе мы оказывались эпизодически. Я учился в Москве, она - в Симферополе, квартира ее родителей была в Ялте, а точнее - в Массандре. Они выменяли на нее свою трешку в Ташкенте, заплатив какую-то дикую доплату, как только стало "можно", кажется в 1990-м году. В Севастополе жили мои бабушка и дедушка. Чтобы попасть в Севастополь был необходим пропуск. У меня он обычно был, но оформить пропуск на Лейлю не было никакой возможности. Так что для того, чтобы попасть в Севастополь вместе, нам приходилось пробираться нелегально. Тем не менее, таких посиделок под фисташкой было у нас, наверное, десятка полтора, так что мы стали называть ее "наше дерево".

Летом после заката ствол дерева еще долго оставался теплым. А когда дул ветер, даже небольшой, то прислонив ухо к стволу можно было услышать гул, как будто дерево рассказывает о чем-то. Ни я, ни Лейля не были нисколько суеверны, но от этого дерева у нас обоих возникало ощущение, что это что-то намного более живое, чем мы обычно думаем о растениях. Что-то разумное, что видевшее совсем другие времена и способное поделиться знаниями о них - если уметь чувствовать и слушать.

Последний раз мы сидели с Лейлей под нашим деревом в июне 94-го, на следующий день после похорон моего деда. А еще на следующий день мы вместе улетели в Москву. Я - защищать диплом, а Лейла - лететь дальше, в Америку. К этому времени ее отец работал в американском университете. Предполагалось, что Лейля проведет с родителями месяц-полтора: ее выпускной, пятый, курс был еще впереди. В Москве у нас была пара свободных дней. Готовиться к защите у меня не было необходимости: я был давным-давно готов, мог бы вообще защититься после пятого курса, но мне был удобен статус студента-шестикурсника Физтеха. Как "дед"-шестикур я имел отдельную комнату в общаге Зюзино, и полную свободу от каких-либо обязательных лекций-семинаров. Можно было заниматься чем хочешь - хоть зарабатыванием денег, хоть, как ни удивительно - и наукой на "базе", в институте проблем управления.
Два дня мы с Лейлей гуляли по Москве, катались на лодке в Серебряном бору. Она утешала меня, деда я очень любил и был, конечно, не в самом лучшем расположении духа. А потом я проводил ее в Шереметьево.
( Больше мы никогда не виделись... )